Выдержав годовую паузу, Андрей Звягинцев обнародовал свое мнение о «Левиафане»
«Текст, приведенный ниже, написан был в феврале этого года, когда только начался прокат фильма «Левиафан» в России. Я не стал публиковать его тогда, решил, что нужно предоставить зрителю возможность составить собственное представление об увиденном. Теперь, по прошествии времени и вычерпав всё высказанное публикой вслух и приватно, я вдруг подумал, что бы увидел в этом фильме я сам, будь я его зрителем. Как известно, любое произведение можно интерпретировать по-разному, и именно потому, что в произведении искусства множество смысловых токов, часто их трудно увязать в каком-то едином высказывании. Тут я хотел бы остановиться именно на одной из его главных тем. Только на одной.
Берешься за новый фильм и невольно ищешь параллели и связи твоего замысла с вечными сюжетами. Так и здесь: когда возникла идея рассказать историю столкновения одинокого человека с бездушным молохом системы, вспомнилась новелла фон Клейста «Михаэль Кольхаас», очень сходная по своему напряжению с историей Марвина Джона Химеера, несчастного сварщика из штата Колорадо. Именно бунт Химеера стал первым толчком к созданию истории «Левиафана». Вскоре проявились и аллюзии на Книгу Иова.
Все сюжеты повторяются во времени. У нас не было намерения иллюстрировать новеллу Клейста, притчу об Иове или следовать документальному пересказу истории американского сварщика. Зачем? Первую историю можно найти в библиотеках, вторую – прочесть в Библии, третью – отыскать в YouTube. Все они просто явились той питательной средой, метафизической глиной, из которой было вылеплено совершенно самостоятельное авторское сочинение, где главный материал – это многолетнее созерцание странностей и прелестей российской жизни. И имя ему «Левиафан».
Сельский священник отец Василий в конце второй трети фильма отсылает зрителя к финальной части Книги Иова, когда к праведнику является Сам Господь. В этом месте Ветхого Завета Господь и упоминает Левиафана – страшное морское чудовище, совершенно неуязвимое и созданное Им Самим, как и все под солнцем. Но только этой параллели с образами Ветхого Завета было бы очень мало для решимости назвать наш фильм столь серьезным именем. Морское чудище, кит, еще никак не связан с машиной насилия, созданной самим человеком. И такое употребление имени Левиафан – не моя заслуга. Задолго до нас сама история вгляделась в притчу об Иове и уточнила смысл цитат: я имею в виду трактат английского философа ХVII в. Томаса Гоббса «Левиафан. Материя, Форма и Власть государства церковного и гражданского».
Великий кит, страшное чудовище – это государство, идол, созданный человеком для собственной безопасности, для спасения себя от самого себя. Государство, по Гоббсу, идеальный выход из состояния «войны всех против всех», или, согласно известной поговорке, состояния «человек человеку волк». Чтобы уйти от этой тупиковой ветви развития, человечество придумало государство, систему отношений, в которой есть место «общественному договору». Суверен предлагает подданным различные институты власти, которые, в свою очередь, гарантируют рядовому гражданину безопасность: полицию, суды, законотворческие собрания, одним словом, вместо «войны всех со всеми» – административно-бюрократическая система регулирования взаимоотношений людей друг с другом. Решение проблемы? Да. Вот только чтобы получить эту безопасность, человек должен отдать суверену свою свободу.
Когда я ознакомился с идеями Гоббса, мне сразу показалось очевидным несоответствие теории и практики. Это же ясно, особенно в нашем случае: подданный, отдавая свои свободы государству, полагает, что в обмен может получить обязательства его защищать. Но это лишь мнимые обязательства и иллюзия защищенности; по Гоббсу, суверен никому ничем не обязан. Получается, что на деле человек оказывается в системе лицемерного рабства, когда «война всех со всеми» принимает еще более страшные формы, потому что прикрывается этим лицемерием.
Отдавая свою свободу, человек фактически подписывает контракт с дьяволом. По мне, так это и есть Гоббсов Левиафан не на бумаге, а в жизни. Страшно и то, что глубокий аналитик устройства жизни – Гоббс видит и Церковь как форму власти над человеком, как одну из опор Левиафана. Правда, в своем мировидении Гоббс предпочел бы отдать ей пред лицом суверена роль подчиненную. Это было бы на благо и самой Церкви. Возможно, не случайно Церковь предлагает человеку мыслить себя «рабом» – и Божьим, и государевым, – а также всегда помнить, какое скромное место в мире он занимает, как мало личной ответственности несет.
И на этом месте перед человеком встает фундаментальный вопрос веры. Кто же я на самом деле – раб Божий или Его сын? Ответ, кажется, должен быть очевиден. Раб продает свою свободу за чашку похлебки, из страха за свою участь, за свое будущее, за благополучие своих детей... Одним словом, чем бы он ни оправдывал добровольное рабство, вверяя собственную судьбу третьим лицам, должен же он сознавать, что в обмен на мнимое отдал свой главный дар, свою настоящую собственность – свободу воли.
И вот в ответ на этот торг пришел в мир бесстрашный и жертвенный Сын Человеческий и предложил людям освобождение. Его распяли, присвоили позже и понемногу Его победу, соткав из ее остатков новые путы, но голос этот живет и говорит с нами сквозь время. «Вы – братья мои», – говорит Он нам через своих апостолов. А если Он и вправду Сын Божий, а мы братья Его, то со всей неизбежностью выходит так, что и мы – сыны Божьи.
Мне жаль, что политика и временное изменение духовного климата в стране не дают многим зрителям услышать простую мысль: своим фильмом я выступаю за уникальность человеческой жизни как за единственную подлинную ценность, как за единственную правду. Никакие большие слова – Родина, Бог, Закон – не дают нам право уничтожать жизнь другого. Неуважение к человеку, к самоценности его личности есть русская катастрофа, которая уже и насчитывает сотни лет и не иссякнет еще долго, возможно, до тех пор, пока мы не осознаем, что эта холопская черта – презирать личность другого – губительна для всякой цивилизации.
Так уж случилось с человеком, что каждый день мы выбираем, какому «царству» принадлежим и чьи мы сыны – Божьи или Левиафановы. А родина – это не только пригорки, березки и ручейки. Родина человека – это то, чего больше всего жаждет его душа. Родина – это Великий Океан, большой и далекий круг мироздания и малый круг близкого обитания – твои родные, близкие по духу друзья. Все это вместе, а не лозунги и президенты, не парламенты и оружие, не священники и пропагандисты составляет достояние человека. Свет домашнего очага, свет разума и познания и, наконец, свет самого Бога – все это вместе и есть наше настоящее Отечество.
В каком бы обществе мы с вами ни жили, в самом развитом или самом архаичном, все мы обязательно будем поставлены перед этим выбором – поступать как рабы или как свободные люди. И кто бы мы ни были – верующие или атеисты, – от этого испытания мы никуда не уйдем. Если мы полагаем наивно, что какой-нибудь тип государственного правления нас от этого выбора освободит, мы глубоко заблуждаемся: в жизни гражданина любой страны наступает час, когда он вынужден встретиться лицом к лицу с этим выбором – чей ты, кто ты. И именно потому, что еще возможно ставить эти страшные вопросы перед зрителем, а также потому, что можно еще найти в наших пределах трагического героя или «сына Божьего», моя родина и не потеряна для меня.»
Февраль 2015, Андрей Звягинцев, rg.ru
